The Inkssentials Craft Bucket is a fun and funky tote that can be used as a carry-all for craft tools and supplies or filled with water to clean brushes while painting. It's ready for crops and classes and folds flat for storage. Use several to organize your studio table or shelf. As a paint bucket, utilize one for clean water and one for cleaning brushes.
Yes, it has a waterproof lining! It does fold flat, and has 6 outer pockets. It's about 5" wide x5" deep x 7"high. Small, fun & functional!
вторник, 01 декабря 2009
tineye.com/ - загружаешь картинку и этот поисковик находит её варианты на разных сайтах: кадрированные, только часть изображения или наоборот, оригинальный необрезанный вариант, частично отфотошопленные, чёрно-белые, встроенные в новый дизайн и т.д. Мне фотка, но она была маленького размера и обрезанная, а на этом сайте я на третьей странице нашла оригинал 1600х1200!
Веб-диск
Пару лет назад разведала сервис онлайнового хранения данных, понравилось. Бэкап можно делать удобно, да и с любого компа какой-нибудь важный файл посмотреть. Когда за границу ездили, сканы паспортов копировала, чтобы в случае утери можно было зайти в инет, распечатать и уже в посольство не с голыми руками топать. Перепробовала много разных сервисов, а недавно снова по ним прошвырнулась - везде дают 5-6 гигов, уже как-то маловато. Вон даже Мелкософт на своём Лайвдиске, или как там его, 25 отвалил. Но нашла ещё круче - adrive.com/, дают 50 гигов, можно заливать целые папки (понимает вложенные папки и русские названия). Пока лучший, буду пользовать.
А ещё удобная штука - веб-десктоп. Там помимо файлов дают всякие заметки, календари, браузер, аську, документы и тыды. Тоже много что перепробовала, пока остановилась на g.ho.st/, у них есть даже ftp для заливки файлов, правда медленный. И места всего 5 гигов, но для мелочи достаточно. Ещё он умеет показывать упрощённую мобильную версию
Веб-диск
Пару лет назад разведала сервис онлайнового хранения данных, понравилось. Бэкап можно делать удобно, да и с любого компа какой-нибудь важный файл посмотреть. Когда за границу ездили, сканы паспортов копировала, чтобы в случае утери можно было зайти в инет, распечатать и уже в посольство не с голыми руками топать. Перепробовала много разных сервисов, а недавно снова по ним прошвырнулась - везде дают 5-6 гигов, уже как-то маловато. Вон даже Мелкософт на своём Лайвдиске, или как там его, 25 отвалил. Но нашла ещё круче - adrive.com/, дают 50 гигов, можно заливать целые папки (понимает вложенные папки и русские названия). Пока лучший, буду пользовать.
А ещё удобная штука - веб-десктоп. Там помимо файлов дают всякие заметки, календари, браузер, аську, документы и тыды. Тоже много что перепробовала, пока остановилась на g.ho.st/, у них есть даже ftp для заливки файлов, правда медленный. И места всего 5 гигов, но для мелочи достаточно. Ещё он умеет показывать упрощённую мобильную версию
понедельник, 30 ноября 2009
90-летие конструктора Калашникова
Канал Россия. Вести. 11.14.
Я смог создать свой автомат только потому, что всю жизнь все время встречал добрых людей, - говорит юбиляр.
Канал Россия. Вести. 11.14.
Я смог создать свой автомат только потому, что всю жизнь все время встречал добрых людей, - говорит юбиляр.
Седая Русь
чуть стрелой ее касаясь, ждет Иван, держа лягушку,
чтоб пришли и накормили: ведь не пашем и не сеем,
заодно чтоб володели, защищая его тушку
у седой равнины моря, что сошлось за Моисеем
maxnicol.livejournal.com/717084.html
чуть стрелой ее касаясь, ждет Иван, держа лягушку,
чтоб пришли и накормили: ведь не пашем и не сеем,
заодно чтоб володели, защищая его тушку
у седой равнины моря, что сошлось за Моисеем
maxnicol.livejournal.com/717084.html
воскресенье, 29 ноября 2009
В когтях у сказки. Почему сегодня модно впадать в детство
16.1.2003
«Мода на сказки», якобы установившаяся во всем мире, — никакая не мода, а нормальное возвращение к должному порядку вещей. Это реализм был модой, уродливой и задержавшейся дольше времени; теперь, слава Богу, сказка берет реванш. Такую точку зрения предложил недавно Михаил Успенский, главный сказочник новой России, номинированный даже на Госпремию за свою трилогию о богатыре Жихаре (но, конечно, до финала не дошедший: когда это у нас награждали фантаста, да еще и в сравнительно нежном возрасте пятидесяти лет?!). «В старину рыбаки, уходя в море, брали с собой бахаря — рассказчика, — говорит Успенский. — Если бы он начал им рассказывать про скудный их быт да про то, как деспот пирует в роскошном дворце, — они бы скормили его рыбам и были правы».
Нам очень нужен бахарь. без него и путина не путина, и рыба не ловится, и зимой скучно при лучине. Вся лучшая русская литература была по своей природе сказочна: Лев Толстой, желавший говорить непременно только правду, причем всю, — очень быстро убедился, что правдой нам всегда кажется худшее из того, что мы знаем о мире и людях. Правда заключается в том, что такой-то глуп, а такой-то похотлив, а еще такой-то — тщеславен, а за всеми благими намерениями стоит жажда наживы и признания. Это очень скучный подход, и гениальный Чехов остроумно его просмеял в моем любимом рассказе «Сущая правда». Никому такая правда не нужна, потому что человек — это тайна, и история человечества празднична (так, между прочим, назвал ее Набоков, очень чуткий ко всякой жестокости, а все-таки признавший преобладание праздника в нашей истории). Без романтики и фантастики литература очень быстро вырождается, и даже пресловутый «социалистический реализм» призывал литераторов, по существу, сочинять сказки о «действительности в ее революционном развитии».
Во времена торжества убогого, ползучего реализма (который гораздо точнее было бы назвать буквализмом) сказка воспринималась как глоток кислорода — вот почему лучшим российским романом о тридцатых годах стала в результате готическая сказка «Мастер и Маргарита». Сказочка, прямо скажем, неровная, не без послаблений врагу рода человеческого, однако в самой ткани ее - сверкающей, звездной, дышащей — куда больше Божественного, нежели в мстительной и кривоватой концепции. Да и хармсовская «Старуха» — страшная сказка, в которой одни часы без стрелок чего стоят, больше рассказала об атмосфере террора, чем вся реалистическая проза того времени. Высокое понятие «реализм» отстаивал в своем романе «Потерянный дом» блистательный петербуржец Александр Житинский, написавший, что реализм в подлинном смысле слова — всегда немного сказка. Иначе он из полноводной реки с цветущими берегами превращается в пыльную заводь со стоячей водой и соответствующим запахом.
Нет ничего удивительного в том, что весь мир сегодня смотрит «Властелина колец» и «Гарри Поттера». И в том, что читает он почти исключительно фантастику, — тоже нет ничего странного или дурного. Рискну сказать, что сказка и фантастика в пятидесятые — семидесятые годы спасали честь советской литературы, потому что на так называемую «серьезную прозу» власть обращала больше внимания. Приговор советской системе братья Стругацкие вынесли еще в шестидесятые годы — какому реалисту-деревенщику удалось бы написать более точную и беспощадную вещь, чем «Улитка на склоне»?! Фантастический элемент оказался необходим и Распутину (искренне считаю его великим писателем): чем было бы «Прощание с Матерой» — лучшая русская повесть середины семидесятых — без образа Хозяина острова, этого странного зверька, полукошки-полусобаки, мифического создания бедного русского сознания? Россия — вообще сказочная страна, в ней все делается чудом, история ее полна сказочных свинств и чудесных спасений — а пот
ому не думаю, что о ней вообще можно писать в духе кондового правдоподобия. Вся русская драматургия советского периода вполовину не так реалистична, как пять сказочных пьес Шварца.
Так что сказка вернулась закономерно — неинтересно же писать про то, что есть.
Я от души порадовался, обнаружив в «Перевале Дятлова» Анны Матвеевой — это одна из лучших и самых увлекательных книг последнего десятилетия — элемент фантастики, сказки, мистики. В документальном-то романе! Детективы Александры Марининой (к которой я тоже, кстати, отношусь не без пиетета) тоже сказочны: в них не так важны интеллектуальные способности сыщиков, как чудесные совпадения и таинственные способности персонажей.
Иной критик заметит, что в наше время деградирует все — вот и читатель упростился, не в силах больше интересоваться действительно серьезными вещами. Извините, братцы, подвиньтесь. «Гарри Поттер» гораздо сложней нынешней британской «серьезной» прозы. Впрочем, и в серьезную полным ходом двинулись сказочные персонажи — от фей до леших. И даже российская фантастика, кажется, выбирается наконец из загончика, где ее так долго держали…
Разумеется, «фэнтези — жанр, имеющий чрезвычайно высокие шансы быть глупым», как заметил отличный наш критик и социолог Сергей Переслегин. Имеющий, но не обязанный, как подчеркнул он же. Я не люблю Толкиена, но экранизацию его книги считаю чрезвычайно удачной и увлекательной, не говоря уж о том, что это по-настоящему красиво. Я считаю сюжетную линию «Гарри Поттера и потайной комнаты» крайне искусственной, но отдельные придумки Роулинг и общий демократический пафос ее книг мне глубоко симпатичны, да и литературное качество ее сочинений вполне сопоставимо с качеством, скажем, кинговских романов (а Кинг — писатель большой, настоящий, наделенный сильной интуицией и железной авторской дисциплиной. Он уж точно скучать не даст). У нас полно слабой и однообразной фантастики, но у нас есть упомянутый Успенский с его потрясающим недавним романом «Белый хрен в конопляном поле», есть Лазарчук, Рыбаков (Ван Зайчик) и Брайдер с Чадовичем, да и Пелевин, слава Богу, был и остается фантастом.
Только киноиндустрии нормальной пока нет. чтобы экранизировать по-настоящему Стругацких. Гансовского, Мирера или Ефремова.
Все вышесказанное не значит, что не надо писать «про жизнь». Обязательно надо! Просто не надо воспринимать жизнь как скучную повинность. Тогда у нас обязательно появится свой Гарри Поттер, который будет уж как-нибудь получше Тани Гроттер. Нам вовсе необязательно лямзить у других — своего хватает. Если бы наши литераторы во второй половине века поменьше писали о Ленине, а вместо того придумали бы своего Карлсона (Л. Гераскина, автор блистательной книги «В стране невыученных уроков», вполне бы это потянула), у нас и сейчас была бы своя, а не переводная современная сказка. Я не большой любитель довольно циничных поздних сказок Э. Успенского, но ранние его сочинения были безоговорочно прекрасны.
Есть еще порох в пороховницах, и на нашем материале вполне возможно выстроить воздушный замок. Потому что жизнь — она и есть чудо. И если не терять этого мироощущения, можно сочинить прекрасную литературу. Оно и коммерчески гораздо выгоднее, чем вечно чернуху лепить. В мире сказок очень любят булочки, и любой, кто в этой стране добровольно прописывается, получает этих булочек сколько влезет.
Дмитрий Быков, community.livejournal.com/ru_bykov/648698.html#...
16.1.2003
«Мода на сказки», якобы установившаяся во всем мире, — никакая не мода, а нормальное возвращение к должному порядку вещей. Это реализм был модой, уродливой и задержавшейся дольше времени; теперь, слава Богу, сказка берет реванш. Такую точку зрения предложил недавно Михаил Успенский, главный сказочник новой России, номинированный даже на Госпремию за свою трилогию о богатыре Жихаре (но, конечно, до финала не дошедший: когда это у нас награждали фантаста, да еще и в сравнительно нежном возрасте пятидесяти лет?!). «В старину рыбаки, уходя в море, брали с собой бахаря — рассказчика, — говорит Успенский. — Если бы он начал им рассказывать про скудный их быт да про то, как деспот пирует в роскошном дворце, — они бы скормили его рыбам и были правы».
Нам очень нужен бахарь. без него и путина не путина, и рыба не ловится, и зимой скучно при лучине. Вся лучшая русская литература была по своей природе сказочна: Лев Толстой, желавший говорить непременно только правду, причем всю, — очень быстро убедился, что правдой нам всегда кажется худшее из того, что мы знаем о мире и людях. Правда заключается в том, что такой-то глуп, а такой-то похотлив, а еще такой-то — тщеславен, а за всеми благими намерениями стоит жажда наживы и признания. Это очень скучный подход, и гениальный Чехов остроумно его просмеял в моем любимом рассказе «Сущая правда». Никому такая правда не нужна, потому что человек — это тайна, и история человечества празднична (так, между прочим, назвал ее Набоков, очень чуткий ко всякой жестокости, а все-таки признавший преобладание праздника в нашей истории). Без романтики и фантастики литература очень быстро вырождается, и даже пресловутый «социалистический реализм» призывал литераторов, по существу, сочинять сказки о «действительности в ее революционном развитии».
Во времена торжества убогого, ползучего реализма (который гораздо точнее было бы назвать буквализмом) сказка воспринималась как глоток кислорода — вот почему лучшим российским романом о тридцатых годах стала в результате готическая сказка «Мастер и Маргарита». Сказочка, прямо скажем, неровная, не без послаблений врагу рода человеческого, однако в самой ткани ее - сверкающей, звездной, дышащей — куда больше Божественного, нежели в мстительной и кривоватой концепции. Да и хармсовская «Старуха» — страшная сказка, в которой одни часы без стрелок чего стоят, больше рассказала об атмосфере террора, чем вся реалистическая проза того времени. Высокое понятие «реализм» отстаивал в своем романе «Потерянный дом» блистательный петербуржец Александр Житинский, написавший, что реализм в подлинном смысле слова — всегда немного сказка. Иначе он из полноводной реки с цветущими берегами превращается в пыльную заводь со стоячей водой и соответствующим запахом.
Нет ничего удивительного в том, что весь мир сегодня смотрит «Властелина колец» и «Гарри Поттера». И в том, что читает он почти исключительно фантастику, — тоже нет ничего странного или дурного. Рискну сказать, что сказка и фантастика в пятидесятые — семидесятые годы спасали честь советской литературы, потому что на так называемую «серьезную прозу» власть обращала больше внимания. Приговор советской системе братья Стругацкие вынесли еще в шестидесятые годы — какому реалисту-деревенщику удалось бы написать более точную и беспощадную вещь, чем «Улитка на склоне»?! Фантастический элемент оказался необходим и Распутину (искренне считаю его великим писателем): чем было бы «Прощание с Матерой» — лучшая русская повесть середины семидесятых — без образа Хозяина острова, этого странного зверька, полукошки-полусобаки, мифического создания бедного русского сознания? Россия — вообще сказочная страна, в ней все делается чудом, история ее полна сказочных свинств и чудесных спасений — а пот
ому не думаю, что о ней вообще можно писать в духе кондового правдоподобия. Вся русская драматургия советского периода вполовину не так реалистична, как пять сказочных пьес Шварца.
Так что сказка вернулась закономерно — неинтересно же писать про то, что есть.
Я от души порадовался, обнаружив в «Перевале Дятлова» Анны Матвеевой — это одна из лучших и самых увлекательных книг последнего десятилетия — элемент фантастики, сказки, мистики. В документальном-то романе! Детективы Александры Марининой (к которой я тоже, кстати, отношусь не без пиетета) тоже сказочны: в них не так важны интеллектуальные способности сыщиков, как чудесные совпадения и таинственные способности персонажей.
Иной критик заметит, что в наше время деградирует все — вот и читатель упростился, не в силах больше интересоваться действительно серьезными вещами. Извините, братцы, подвиньтесь. «Гарри Поттер» гораздо сложней нынешней британской «серьезной» прозы. Впрочем, и в серьезную полным ходом двинулись сказочные персонажи — от фей до леших. И даже российская фантастика, кажется, выбирается наконец из загончика, где ее так долго держали…
Разумеется, «фэнтези — жанр, имеющий чрезвычайно высокие шансы быть глупым», как заметил отличный наш критик и социолог Сергей Переслегин. Имеющий, но не обязанный, как подчеркнул он же. Я не люблю Толкиена, но экранизацию его книги считаю чрезвычайно удачной и увлекательной, не говоря уж о том, что это по-настоящему красиво. Я считаю сюжетную линию «Гарри Поттера и потайной комнаты» крайне искусственной, но отдельные придумки Роулинг и общий демократический пафос ее книг мне глубоко симпатичны, да и литературное качество ее сочинений вполне сопоставимо с качеством, скажем, кинговских романов (а Кинг — писатель большой, настоящий, наделенный сильной интуицией и железной авторской дисциплиной. Он уж точно скучать не даст). У нас полно слабой и однообразной фантастики, но у нас есть упомянутый Успенский с его потрясающим недавним романом «Белый хрен в конопляном поле», есть Лазарчук, Рыбаков (Ван Зайчик) и Брайдер с Чадовичем, да и Пелевин, слава Богу, был и остается фантастом.
Только киноиндустрии нормальной пока нет. чтобы экранизировать по-настоящему Стругацких. Гансовского, Мирера или Ефремова.
Все вышесказанное не значит, что не надо писать «про жизнь». Обязательно надо! Просто не надо воспринимать жизнь как скучную повинность. Тогда у нас обязательно появится свой Гарри Поттер, который будет уж как-нибудь получше Тани Гроттер. Нам вовсе необязательно лямзить у других — своего хватает. Если бы наши литераторы во второй половине века поменьше писали о Ленине, а вместо того придумали бы своего Карлсона (Л. Гераскина, автор блистательной книги «В стране невыученных уроков», вполне бы это потянула), у нас и сейчас была бы своя, а не переводная современная сказка. Я не большой любитель довольно циничных поздних сказок Э. Успенского, но ранние его сочинения были безоговорочно прекрасны.
Есть еще порох в пороховницах, и на нашем материале вполне возможно выстроить воздушный замок. Потому что жизнь — она и есть чудо. И если не терять этого мироощущения, можно сочинить прекрасную литературу. Оно и коммерчески гораздо выгоднее, чем вечно чернуху лепить. В мире сказок очень любят булочки, и любой, кто в этой стране добровольно прописывается, получает этих булочек сколько влезет.
Дмитрий Быков, community.livejournal.com/ru_bykov/648698.html#...
121/365 par [Leslie]
Either:
1. I am that boring.
2. I am that forgettable.
3. I am that disposable.
4. I am that replaceable.
or
1. I put too much faith in people and have too high of a standard.
2. People really are that self absorbed and don't have time to put anything into a two-sided friendship.
3. People really don't care about anything unless it benefits them.
I don't guess I have an answer to which one or ones is correct and I don't guess I need one.
I think I am looking for someone that is as genuine as my husband and his best friend are to each other. My husband doesn't have a lot of people that he considers friends--two actually--but the quality of the relationship between him and those two people is really great. And one in particular is just at the point that I am starting to believe was just a fluke and happened by some mistake the universe made, tripping over time and space to accidentally bring these two people together to form the most spectacular friendship in the world.
And I've been dumb enough to use that as a standard.
I am silent. Anyone who has become a "friend" or acquaintance of mine since I was five years old knows that I am silent. I do not typically speak unless I am spoken to. That comes with a lot of crap that I've dealt with over the years and that is just who I am. My silence was there to begin with. I do not know anyone that I knew before I was five years old.
So, I am disappearing. I invest way too much of myself and my heart into the friendships that I try to develop and end up getting hurt every time. And I just don't want to do it anymore. I will get used to being alone. I am not going to get close to people that call themselves my friends and then don't talk to me or tell me flat to leave them alone and then say they miss me or completely disappear into absolute nothingness or move away and say they'll write and call and visit and have me to visit and never do. I am done making unanswered telephone calls, writing emails that don't get responses. I can't handle it anymore; I might just lose any concept of who I am at all. So I will be alone. That will be who I am. And silent. I won't invest into something that doesn't need or want investment.
Giving up is a lot easier than getting hurt again and again. I don't have faith in people anymore. Blood is the only thing that binds. And accidents I guess.
Commentaires
view profile
n o t | y o u r | a v e r a g e | g i r l Pro User dit :
I don't think this helps much, but I'll be here!
I will always respond to your messages! Always!
Sometimes I wonder what's better- giving up and being lonely forever with no chance of finding anything better, or getting hurt over and over in exchange for those rare satisfying moments?
That's something only the individual can decide for themselves, and it's something to think about.
Posté il y a 19 mois. ( permalien )
view profile
kellybellystar Pro User dit :
You are not boring or forgettable- I look for your posts every day. Neither are you disposable or replaceable, there will only ever be just one of you. I look for you because you often express what I feel but cannot say. I too have a tendency to be mostly silent. You may be correct that most people are self absorbed, it certainly seems that way. I often give people the benefit of the doubt and end up getting hurt in the process. Even when I know people are not being genuine, I choose to believe their words and not their actions - it sucks and I get hurt a lot. But I persevere... I was just thinking of this very thing while I was on my way home from work. I have to not hold others to my standards because people are not like me and evidently they are not like you either. You are really awesome and you take phenomenal pictures and you express ideas more than just for yourself - you touch people you don't even know...
Posté il y a 19 mois. ( permalien )
Either:
1. I am that boring.
2. I am that forgettable.
3. I am that disposable.
4. I am that replaceable.
or
1. I put too much faith in people and have too high of a standard.
2. People really are that self absorbed and don't have time to put anything into a two-sided friendship.
3. People really don't care about anything unless it benefits them.
I don't guess I have an answer to which one or ones is correct and I don't guess I need one.
I think I am looking for someone that is as genuine as my husband and his best friend are to each other. My husband doesn't have a lot of people that he considers friends--two actually--but the quality of the relationship between him and those two people is really great. And one in particular is just at the point that I am starting to believe was just a fluke and happened by some mistake the universe made, tripping over time and space to accidentally bring these two people together to form the most spectacular friendship in the world.
And I've been dumb enough to use that as a standard.
I am silent. Anyone who has become a "friend" or acquaintance of mine since I was five years old knows that I am silent. I do not typically speak unless I am spoken to. That comes with a lot of crap that I've dealt with over the years and that is just who I am. My silence was there to begin with. I do not know anyone that I knew before I was five years old.
So, I am disappearing. I invest way too much of myself and my heart into the friendships that I try to develop and end up getting hurt every time. And I just don't want to do it anymore. I will get used to being alone. I am not going to get close to people that call themselves my friends and then don't talk to me or tell me flat to leave them alone and then say they miss me or completely disappear into absolute nothingness or move away and say they'll write and call and visit and have me to visit and never do. I am done making unanswered telephone calls, writing emails that don't get responses. I can't handle it anymore; I might just lose any concept of who I am at all. So I will be alone. That will be who I am. And silent. I won't invest into something that doesn't need or want investment.
Giving up is a lot easier than getting hurt again and again. I don't have faith in people anymore. Blood is the only thing that binds. And accidents I guess.
Commentaires
view profile
n o t | y o u r | a v e r a g e | g i r l Pro User dit :
I don't think this helps much, but I'll be here!
I will always respond to your messages! Always!
Sometimes I wonder what's better- giving up and being lonely forever with no chance of finding anything better, or getting hurt over and over in exchange for those rare satisfying moments?
That's something only the individual can decide for themselves, and it's something to think about.
Posté il y a 19 mois. ( permalien )
view profile
kellybellystar Pro User dit :
You are not boring or forgettable- I look for your posts every day. Neither are you disposable or replaceable, there will only ever be just one of you. I look for you because you often express what I feel but cannot say. I too have a tendency to be mostly silent. You may be correct that most people are self absorbed, it certainly seems that way. I often give people the benefit of the doubt and end up getting hurt in the process. Even when I know people are not being genuine, I choose to believe their words and not their actions - it sucks and I get hurt a lot. But I persevere... I was just thinking of this very thing while I was on my way home from work. I have to not hold others to my standards because people are not like me and evidently they are not like you either. You are really awesome and you take phenomenal pictures and you express ideas more than just for yourself - you touch people you don't even know...
Posté il y a 19 mois. ( permalien )
Последний герой Достоевского
28 февраля 2002
Игорю Волгину исполняется шестьдесят. Поверить в это сложно – элегантный, самоуверенный, красивый Волгин, как и большинство шестидесятников, остается мужчиной без возраста.
На самом деле его долгая и плодотворная молодость объясняется тем, что в полную меру Волгин осуществился довольно поздно – как писатель, которого мы сегодня знаем, он сложился к сорока годам. Помню случайно обнаруженный в университетской библиотеке «День поэзии-69», где большинство участников на анкетный вопрос – кого они считают главной надеждой молодой поэзии, – в числе самых перспективных молодых назвали Волгина. Многие его стихи хороши и на сегодняшний вкус, хотя процентов восемьдесят советской поэзии мертвы, увы, безнадежно. Впоследствии Волгин прославился как бессменный руководитель «Луча» – университетской поэтической студии, которую считали лучшей в Москве. Не было в городе серьезного поэта, который хоть раз не выступил бы перед студийцами, не было молодого литератора, который не обсуждался бы у Волгина или хоть раз не зашел бы в гости в этот удивительный полудиссидентский клуб, где в семидесятых запросто цитировали Бродского и Галича. Ирония, такт и вкус Волгина выручают его и сейчас, когда он ведет семинар в Литинституте – и вынужден там обсуждать, увы, куда более слабый контингент, нежели тот, что сидел у него когда-то в студии. Но и нынешним своим студентам Волгин умеет сказать нечто ободряющее – а главное, внушить им высокие представления о поэтическом братстве: поэтом можешь ты не быть, этому не учат, – но представление о добрых нравах литературы иметь обязан.
Однако все эти заслуги Волгина отошли на второй план, когда он взялся за свою документальную сагу о Достоевском. Сегодня Волгин известен России (и всему миру) как один из ведущих специалистов по Достоевскому. Этот прыжок в филологию, фактический отказ от собственного сочинительства требовал немалой отваги – но Волгин раньше многих, еще в конце восьмидесятых, почувствовал исчерпанность традиционных жанров и ушел в так называемый «научный роман» – синтез биографии, эссе, филологической штудии и документального расследования.
Он ввел в научный обиход множество новых документов, выстроил и обосновал экзотические, но убедительные версии, оригинально интерпретировал «Братьев Карамазовых», первым подробно разработал роковую для русской истории тему «Достоевский и императорский дом», написав попутно замечательную теоретическую работу о психологии и технологии русской власти.
Волгин исследует Достоевского не как библиограф и не как архивист: он вписывает его в современный контекст, спорит, реконструирует, воскрешает. В своей последней, эталонной, на мой вкус, работе «Пропавший заговор» – она уже не столько о Достоевском, сколько о Петрашевском в частности и о русских мальчиках-заговорщиках вообще, – Волгин отвечает на самый мучительный для сегодняшнего литератора вопрос: в какой мере писатель может быть лояльным к власти, возможно ли быть государственником и не стать адвокатом дьявола? Он не только ставит вопрос, но дает собственный ответ, вызвавший резкие, непримиримые русские споры (споров было бы и больше, выйди книга не таким мизерным тиражом и продавайся по более доступной цене).
Не будет большим преувеличением сказать, что из всех современных исследователей Достоевского Волгин наиболее адекватен – поскольку писать о художнике должен художник (понятное дело, о масштабах дарований тут речи нет). Сочинения Волгина – не столько беллетризованные исследования, сколько философские документальные романы, в которых много пристрастности, остроумной полемики и безумных на первый взгляд предположений. С ними можно и должно спорить, но Достоевский в них живой: в известном смысле Волгин сделал для него то же, что Набоков для Пушкина. А Набоков на эту тему высказывался без ложной скромности: «Я сделал для него не меньше, чем он для меня».
6 марта Игорь Волгин отмечает юбилей в Центральном доме литераторов. Зазывать туда гостей я не вижу смысла – желающие все равно едва ли вместятся, поскольку одна волгинская студия, функционирующая тридцать лет, способна заполнить своими выпускниками и Большой, и Малый залы; а есть еще выпускники МГУ и МГИМО, которые когда-то записывали его лекции на магнитофоны. Поздравить Волгина придут поэты, которым он ставил голос, и читатели, которым помогал новыми глазами перечитать канонические тексты. И тем не менее приглашаю туда тех, кто хотел бы Волгина поблагодарить или с ним поспорить: и тех, и других, я знаю, достаточно. Лекции – театр Волгина, его сладкая каторга: это давно уже не только заработок, но и экспериментальный полигон для будущих сочинений. Но на лекции ходят студенты, а поговорить с автором «Последнего года Достоевского» наверняка хотят не только они. Традиция творческой встречи у нас в достаточной степени утрачена. Тем, кто хочет вернуться в насыщенный, напряженный русский контекст рубежа прошлого и позапрошлого веков, тем, для кого Достоевский так и не стал классиком, а остался живым собеседником, иногда до слез раздражающим, – я посоветовал бы на этот вечер прийти. Что до тесноты – так ведь в «Луче» иной раз сидели на полу, и ничего.
community.livejournal.com/ru_bykov/648698.html#...
28 февраля 2002
Игорю Волгину исполняется шестьдесят. Поверить в это сложно – элегантный, самоуверенный, красивый Волгин, как и большинство шестидесятников, остается мужчиной без возраста.
На самом деле его долгая и плодотворная молодость объясняется тем, что в полную меру Волгин осуществился довольно поздно – как писатель, которого мы сегодня знаем, он сложился к сорока годам. Помню случайно обнаруженный в университетской библиотеке «День поэзии-69», где большинство участников на анкетный вопрос – кого они считают главной надеждой молодой поэзии, – в числе самых перспективных молодых назвали Волгина. Многие его стихи хороши и на сегодняшний вкус, хотя процентов восемьдесят советской поэзии мертвы, увы, безнадежно. Впоследствии Волгин прославился как бессменный руководитель «Луча» – университетской поэтической студии, которую считали лучшей в Москве. Не было в городе серьезного поэта, который хоть раз не выступил бы перед студийцами, не было молодого литератора, который не обсуждался бы у Волгина или хоть раз не зашел бы в гости в этот удивительный полудиссидентский клуб, где в семидесятых запросто цитировали Бродского и Галича. Ирония, такт и вкус Волгина выручают его и сейчас, когда он ведет семинар в Литинституте – и вынужден там обсуждать, увы, куда более слабый контингент, нежели тот, что сидел у него когда-то в студии. Но и нынешним своим студентам Волгин умеет сказать нечто ободряющее – а главное, внушить им высокие представления о поэтическом братстве: поэтом можешь ты не быть, этому не учат, – но представление о добрых нравах литературы иметь обязан.
Однако все эти заслуги Волгина отошли на второй план, когда он взялся за свою документальную сагу о Достоевском. Сегодня Волгин известен России (и всему миру) как один из ведущих специалистов по Достоевскому. Этот прыжок в филологию, фактический отказ от собственного сочинительства требовал немалой отваги – но Волгин раньше многих, еще в конце восьмидесятых, почувствовал исчерпанность традиционных жанров и ушел в так называемый «научный роман» – синтез биографии, эссе, филологической штудии и документального расследования.
Он ввел в научный обиход множество новых документов, выстроил и обосновал экзотические, но убедительные версии, оригинально интерпретировал «Братьев Карамазовых», первым подробно разработал роковую для русской истории тему «Достоевский и императорский дом», написав попутно замечательную теоретическую работу о психологии и технологии русской власти.
Волгин исследует Достоевского не как библиограф и не как архивист: он вписывает его в современный контекст, спорит, реконструирует, воскрешает. В своей последней, эталонной, на мой вкус, работе «Пропавший заговор» – она уже не столько о Достоевском, сколько о Петрашевском в частности и о русских мальчиках-заговорщиках вообще, – Волгин отвечает на самый мучительный для сегодняшнего литератора вопрос: в какой мере писатель может быть лояльным к власти, возможно ли быть государственником и не стать адвокатом дьявола? Он не только ставит вопрос, но дает собственный ответ, вызвавший резкие, непримиримые русские споры (споров было бы и больше, выйди книга не таким мизерным тиражом и продавайся по более доступной цене).
Не будет большим преувеличением сказать, что из всех современных исследователей Достоевского Волгин наиболее адекватен – поскольку писать о художнике должен художник (понятное дело, о масштабах дарований тут речи нет). Сочинения Волгина – не столько беллетризованные исследования, сколько философские документальные романы, в которых много пристрастности, остроумной полемики и безумных на первый взгляд предположений. С ними можно и должно спорить, но Достоевский в них живой: в известном смысле Волгин сделал для него то же, что Набоков для Пушкина. А Набоков на эту тему высказывался без ложной скромности: «Я сделал для него не меньше, чем он для меня».
6 марта Игорь Волгин отмечает юбилей в Центральном доме литераторов. Зазывать туда гостей я не вижу смысла – желающие все равно едва ли вместятся, поскольку одна волгинская студия, функционирующая тридцать лет, способна заполнить своими выпускниками и Большой, и Малый залы; а есть еще выпускники МГУ и МГИМО, которые когда-то записывали его лекции на магнитофоны. Поздравить Волгина придут поэты, которым он ставил голос, и читатели, которым помогал новыми глазами перечитать канонические тексты. И тем не менее приглашаю туда тех, кто хотел бы Волгина поблагодарить или с ним поспорить: и тех, и других, я знаю, достаточно. Лекции – театр Волгина, его сладкая каторга: это давно уже не только заработок, но и экспериментальный полигон для будущих сочинений. Но на лекции ходят студенты, а поговорить с автором «Последнего года Достоевского» наверняка хотят не только они. Традиция творческой встречи у нас в достаточной степени утрачена. Тем, кто хочет вернуться в насыщенный, напряженный русский контекст рубежа прошлого и позапрошлого веков, тем, для кого Достоевский так и не стал классиком, а остался живым собеседником, иногда до слез раздражающим, – я посоветовал бы на этот вечер прийти. Что до тесноты – так ведь в «Луче» иной раз сидели на полу, и ничего.
community.livejournal.com/ru_bykov/648698.html#...